БутАстика (том I) - Андрей Буторин

– Погодите! – поднял я обе руки. – Я ведь не отказываюсь вас проводить. Я только не могу понять – зачем?

– Если не отказываетесь, проводите, – поднялась Анна. – Если можно, прямо сейчас. Завтра я улетаю назад. – На мой вопрос она так и не ответила.

– Хорошо, – пожал я плечами. – Идемте.

Первые пять километров идти было легко – выработки окружали форт сплошными участками, и к каждому из них вели дороги. Потом начался лес. Но и он уже не оставался тем нехоженым и диким, что еще два-три года назад. Повсюду виднелись следы человеческой деятельности – вырубки, просеки, многочисленные шурфы…

Я исподволь поглядывал на Анну и замечал, как брови ее все ближе сходятся к переносице, губы сжимаются в тонкую линию, в глазах прежний холод сменяет боль. Не знаю, что было причиной этого – то, что мы приближались к месту гибели девочек, или то, что она видела вокруг. Наверное, и то, и другое. Даже мне стало впервые не то чтобы стыдно, но очень неловко за то, что мы сотворили с некогда поистине божественным местом. Но ведь нельзя, как говорится, не разбив яиц, поджарить яичницу! Впрочем, яичница нужна для поддержания жизни, а то, что добывали здесь мы…

Додумать я не успел. Анна неожиданно вскрикнула и остановилась. Я подскочил к ней.

– Что? Что случилось?

Но девушка не ответила. Казалось, она не замечала меня и смотрела на что-то прямо перед собой. Но впереди ничего не было, кроме таких же деревьев, что остались позади нас. Хотя… Я огляделся. Похоже, мы почти пришли к тому месту, где погибли девочки. Только я забрал чуть правее.

– Гу-уул!.. – провыла вдруг Анна, не разжимая зубов. Она побледнела, на лбу выступил пот. Одна его струйка, очень похожая на слезы, пробежала по неестественно белой щеке. Анна будто бы сжалась, словно ей стало холодно.

– Да что с вами? – взял я ее за плечи. И тут же отпрянул. Мне показалось, что я дотронулся до камня – настолько твердыми были ее мышцы.

Анна рухнула на колени. Голова ее упала на грудь. Девушка с огромным трудом приподняла ее, словно неведомая сила давила на нее со всех сторон, и простонала едва слышно:

– Гул!.. Он не… священник… Он соврал… Но он о тебе не…

Тут силы оставили ее окончательно, и Анна повалилась набок. Из носа и ушей потекла кровь.

Я стоял, будто пришибленный. И лишь увидев кровь, наконец-то очнулся, бросился к Анне, поднял ее и понес назад, то и дело спотыкаясь, поскольку ноги мои дрожали и отказывались нормально шагать. Тело Анны, по твердости не уступавшее полену, стало быстро обмякать, отчего нести его мне стало еще труднее. В итоге я все-таки споткнулся по-настоящему, выронил Анну и зарылся носом в мягкий мох.

Девушка застонала, что показалось мне дивной музыкой – я почему-то решил, что она уже умерла. Впрочем, не будучи врачом, я не знал, насколько близко она была к этой грани. Но вместо того, чтобы срочно нести Анну в форт, я неожиданно для себя побрел туда, где только что произошла с ней эта странная метаморфоза. Впрочем, на самом-то деле я знал, почему сделал это. Просто был в таком состоянии, когда сознание с подсознанием словно поменялись местами, а то и вовсе перемешались в однородную массу, будто и я попал под тот неведомый и невидимый пресс.

Я остановился в том самом месте, где упала Анна. На белом мху ярко алели пятна ее крови. Я не чувствовал ничего – никакого внешнего воздействия, хотя и ждал, невольно напрягшись, что меня вот-вот сожмет незримыми тисками, раздавит, перемелет, бросит на белый мох кровавым бесформенным ошметком. Мне показалось, что время застыло, что прошло уже полчаса, час, хотя на самом деле едва ли я стоял так больше пары минут. Ничего не происходило. Совсем ничего.

Тогда я вспомнил, к кому обращалась Анна, и тоже позвал:

– Гул!..

Ответом мне была тишина. Я сделал шаг вперед. За ним второй, третий. Я потряс кулаками и крикнул:

– Гул! Или как там тебя! Почему ты не трогаешь меня? Вот он я – перед тобой! Бери меня, жми, дави! Почему тебе нужны только женщины и дети?!..

Внезапно воздух передо мной словно сгустился. По нему побежали едва видимые волны и струи, словно от нагретой на солнце поверхности. Я невольно шагнул назад. Между тем воздух впереди уплотнился настолько, что приобрел некое подобие человеческой фигуры. А в голове моей словно взорвались мозги – настолько мне стало больно. Так больно, что я не сразу осознал, что этим взрывом стали простые слова. Только звучали, – а точнее, взрывались, – они прямо в моем мозгу.

– Потише! – простонал я, сжимая руками голову. Мне казалось, что еще одной подобной фразы она просто не выдержит и разорвется на части. Но меня услышали. Голос продолжал дергать голову болью, но ее уже можно было терпеть.

– Почему? – повторил голос. – Почему ты невредим?

– Извини, – сказал я. – Наверное, это ненадолго. Так ведь?

– Ты спросил, почему мне нужны только дети и женщины. Я не знаю, кто это такие. Мне не нужен никто из вас. Но отсюда должны исчезнуть все, в ком течет его кровь! Все из них, кто переступит этот предел, как он сам переступил данное им слово, нарушил тайну исповеди.

«Вот и все, – подумал я. – Вот и глюки. Знать, и правда умираю». И все же спросил:

– О ком ты? И кто ты такой?

– Я – Гул. Преступник, отбывающий наказание. И я говорю о члене твоего рода, который не сдержал данного им слова. Я исповедался ему. Он обещал хранить тайну. Но еще один член твоего рода сказал сейчас, что тот, кому я исповедовался, обманул меня в самом начале, сказав, что он священник. Неужели вы можете так лгать?

При слове «так» голова моя опять взорвалась болью. Я снова сжал ее ладонями и, не удержавшись, вскрикнул. И сделал шаг назад. Стало лучше. Я отступил еще и попросил:

– Скажи еще что-нибудь.

– Что ты от меня хочешь?

– Пока ничего, – ответил я. – Я всего лишь регулирую громкость. Вот теперь хорошо!

– Ты не ответил на мой вопрос. Почему вы лжете? Почему вы так лжете?

Слово «так» снова кольнуло меня болью. Но эта боль показалась мне просто щекоткой по сравнению с прежней, так что я не стал обращать на нее внимания и ответил вопросом на вопрос:

– А вы разве не лжете?

– Конечно же нет! Если только случайно, в случае искреннего заблуждения.

– Ну а мы вот… такие, – развел я руками. – Только, по-моему, ложь все-таки меньшее зло, чем убийство.

– Это не убийство! Это наказание. Но я не понимаю, почему оно не действует на тебя и на других… особей его рода?

– Я не понимаю, о ком ты, – нахмурился я. – И что за род ты имеешь в виду? Человечество в целом или чей-то конкретный?

– Он имеет в виду наш род, – послышалось сзади.

Я обернулся. Анна стояла, ухватившись за дерево. Бледная, измазанная кровью, но живая!

– Род моего отца, – стиснув, то ли от боли, то ли от презрения, зубы, добавила она. – Семью Назара Макарова.

Прозрачный силуэт Гула качнулся и потерял четкие очертания.

– Разве род может означать что-то разное? Разве Назар Макаров не принадлежит к человеческому роду? Разве у него другая кровь?

– У всех людей разная кровь… – пожал я плечами, все еще не очень понимая, к чему клонит наш прозрачный собеседник. – Ну, почти разная. Есть какие-то общие группы, еще всякие там признаки… Прости, я не медик.

Тут вдруг закашлялась Анна. Точнее, это мне сначала показалось, что она кашляет. На самом деле девушка сухо, отрывисто смеялась.

– Он проклял наш род, – отсмеявшись, так же отрывисто и сухо пояснила она. – Он спросил у отца, что объединяет его род, и отец сказал, что это – общая кровь. Но они подразумевали разные вещи. Отец имел в виду семью, а этот – все человечество.

– Он еще раз обманул меня? – «зазвучал» в моей голове голос Гула. В голове Анны, по-видимому, тоже, потому что девушка ответила:

– Нет, он сказал правду… – Она закашлялась теперь уже по-настоящему.

– Род и семья – могут означать разные понятия, – пояснил я, – но могут одно и то же.

– Я не понимаю, – «сказал» Гул. – Как одно и то же может быть разным?

– Вот такие особенности у нашего языка. Во всяком случае, у русского, – развел я руками.

– Но я не знаю вашего языка… Мы общаемся невербально. Ведь и с вами я сейчас не говорю в вашем понимании. Это ваш мозг перекодирует информацию в доступную вам форму.

– Погоди… – совсем запутался я. – То есть мы, возможно, говорим сейчас с тобой совсем о разных вещах?..

Мне показалось, что Гул задумался. Во всяком случае, голос в моей голове не давал о себе знать.

А потом отпустив наконец дерево, вперед шагнула Анна.

– Может быть, и с моим отцом… с тем человеком, которому ты мстишь, вы просто не поняли друг друга? Может, он вовсе не обманул тебя? Тебе действительно был нужен священник? Именно служитель религиозного культа? И ты действительно исповедовался моему отцу, то есть сделал ни что иное, как раскрыл ему душу, покаялся в грехах?